Каори Экуни "Дюк"

[Marlo]

Интересно, это только у меня при включенной в винде поддержке восточных языков файнридер забывает русский?

Dyuku
Momoko
Kusanojo no hanashi
by Kaori Ekuni
Copyright (c) 1989 by Kaori Ekuni
Е. Дьяконова, перевод на русский язык, 2003

Девать мне его некуда - пусть пока храниться в комментах, пока до дому не доберусь.

@темы: Книжное

Comments

[Marlo]

Дюк.

Я шла, а слезы все лились и лились из глаз. Прохожие поглядывали на меня в недоумении: вроде бы не девочка — на улице реветь. Но остановиться не было сил.
Дюк умер.
Мой Дюк ушел навсегда.
Горе прямо-таки душило меня.
Сероглазый пес светло-кремовой масти. Еще щенком на нетвердых лапах носился он по коридору, плюхался на живот, скользил по полу. Все умилялись, окликали его по имени, а он опять и опять без устали мотался туда-сюда. Мы хохотали — очень уж пушистый ком напоминал швабру. Обожал лакомиться яйцами, мороженым, грушами.
Родился он в мае, и лето пришлось ему по душе.
На прогулке в нос ударяли незнакомые запахи — сразу топорщилась шерсть, глаза узились в щелочки. Злобным оскалом походил он на Джеймса Дина в профиль. Уважал музыку. Едва я садилась за пианино, тут же устраивался рядом и слушал. А еще Дюк здорово умел целоваться.
Умер он от старости. Когда я вернулась с работы, жизнь в нем еще теплилась. Он уткнул голову мне в колени и холодел, холодел, покуда совсем не окоченел. Дюк умер.
Назавтра мне нужно было на службу. В прихожей я до странности отчетливо скомандовала: "Гулять!", заперла дверь и уже на улице неудержимо разрыдалась Плача, добрела до станции, плача, показала свои проездной, плача, ждала на платформе электричку, плача, вошла в набитый, как обычно, вагон. Школьница с портфелем, какие-то служащие в похожих пальто без всякого стеснения пялились на меня, зареванную,
всхлипывающую.
- Прошу вас — ровный, чуть глуховатый голос. Молодой человек уступил мне место. Лет девятнадцати, белая рубашка поло, темно-синий свитер. Симпатичный.
— Спасибо, — с трудом, сквозь слезы издала я какой-то комариный писк.
Парень стоял передо мной и внимательно глядел на мое зареванное лицо. Глаза бездонные. Я съежилась под его взглядом, оцепенела. И как-то сама собой перестала плакать.
Вышел он следом за мной, тоже сделал пересадку, так вместе мы и доехали до конечной остановки Си-буя. На редкость естественно оказывался он все время рядом, оберегал от вагонной толкучки, ни о нем не спрашивал. А я постепенно успокоилась.
— Может, кофе выпьем, — предложил парень., когда мы сошли с электрички.
Стоял декабрь. Улицы были забиты людьми, дул сухой колючий ветер. До Рождества оставалось две недели, но елки и ангелочки уже украшали витрины,, л на фасадах крупных универмагов транспаранты возвещали о бесчисленных новогодних распродажах
В кафе он мельком глянул в меню:
— Позавтракаем? Может, омлет?
— Пожалуй, — ответила я. Он засмеялся.
Из автомата позвонила своему начальнику, сказала, что простужена, и отпросилась на весь день. Потом вернулась за столик.
— Объявляется выходной! — Парень не церемонился.
Мы вышли из кафе и стали подниматься по склону.
— На вершине есть одно славное местечко, — сказал он. — Вот!
Перед нами оказался бассейн.
— Шутишь? Вода небось холодная...
— Нет, вполне теплая, купаться можно.
— ...и купальника нет, — закончила я.
— Ну, можно же купить.
Пловчиха из меня, сказать по правде, совсем никудышная.
— Как-то насчет бассейна я не очень... да и плавать не умею...
У парня округлились глаза от удивления. Мне стало досадно. Ни слова не говоря, достала из кошелька триста иен и купила билет. Других безумцев лезть в воду декабрьским утром не нашлось. Огромный бассейн оказался в полном нашем распоряжении. Плавал парень легко и свободно, точно рыба, был отлично тренирован. В этом далеко уже не новом бассейне мне понравилось все: и неестественная голубизна воды, и легкий запах хлорки, и плеск волн, эхом отражающийся от бортиков. Погружаешься в воду, и кажется, твое тело зыбится, трепещет.
Внезапно парень резко повлек меня вперед, я заскользила по водной поверхности, почти без усилий, словно бы на туго натянутых нитях. Потом нити ослабли, и пришлось в панике нащупывать дно. Смахнула воду с лица и обнаружила себя почти на середине бассейна. Парень стоял метрах в трех и приветливо мне улыбался. "Ну, вот, — подумала я, — поплавали, и сразу настроение улучшилось".
Еще какое-то время мы плавали кругами в полном молчании. Парень сказал: — Ну, что, вылезаем? Часы на стене показывали полдень, Выйдя из бассейна, мы купили мороженое и принялись есть прямо на ходу. в теле ощущалась приятная усталость от плавания, холодная сладость мороженого ласкала язык. После шумной пристанционной суеты тишина спального района казалась чем-то нереальным. Юноша вышагивал рядом, высокий, с правильными чертами лица, и у меня невольно быстрее забилось сердце. В воздухе плыл аромат ясного зимнего полдня. Из метро мы вышли на Гиндзе. Теперь была моя очередь показать "одно славное местечко". В пятнадцати минутах ходьбы отсюда, в глубине квартала притаилась маленькая картинная галерея. Снаружи не слишком приметная, такая, можно сказать, скромная, но с хорошей коллекцией. Сначала мы посмотрели средневековую итальянскую религиозную живопись, потом древние индийские миниатюры, внимательно, одну за другой.
— Вот эта мне нравится. — Парень показал на тускло-зеленую миниатюру со слоном и деревьями. — Похоже, у них в Индии всегда раннее лето.
— А вы романтик! — сказала я, и парень смущенно засмеялся.
После галереи мы очутились на представлении ракуго*. Шли мимо театра, а парень вдруг сказал, что любит комические сценки, в последний момент успели купить билеты. На меня опять наваливалась
тоска.
Дюк тоже любил ракуго. Бывало, проснусь поздним вечером, спущусь вниз, а пес сидит перед телевизором., который давно пора бы выключить, и слушает
ракуго. Все отказывались мне верить: отец с матерью, сестренка, — но он ведь и правда рассказики эти смотрел и слушал.
Дюк умер. От горя у меня перехватывает дыхание, а вот пошла же с незнакомым молодым человеком чай пить, потом в бассейн, гуляла, в галерее была, теперь слушаю ракуго, развлекаюсь, что называется, по полной программе.
Давали "Дознание по делу плотника". Парень время от времени понимающе хихикал, а я и не улыбнулась ни разу. На душе становилось все тяжелее. Представление кончилось. Мы двинулись в сторону оживленной улицы, вот тут тоска и навалилась.
Дюка больше нет.
Дюк умер.
Звучали рождественские песенки, в светлой вечерней синеве мало-помалу загорались неоновые вывески.
— Ну, что же, год кончается, — сказал юноша. - Да.
— Новый год — новые времена. - Да.
— Мне всегда было хорошо с тобой,
— И мне. — Я потупилась.
Парень ласково взял меня за подбородок,
— Всегда было хорошо, — повторил он, глядя мне в лицо такими знакомыми бездонными глазами. А потом он поцеловал меня. Я даже не удивилась, потрясло меня то, как его поцелуй оказался похож на поцелуй Дюка. Тут он и сказал мне, ошеломленной, потерявшей дар речи: — И я тебя очень любил.
Его печальное смеющееся лицо до невозможности напоминало Джеймса Дина.
— Только это мне и хотелось тебе сказать. А теперь прощай. — Он стремительно рванул к перекрестку, где как раз зажегся зеленый сигнал светофора, и исчез.
Я осталась стоять, вслушиваясь в слова рождественской песенки.
На Гиндзу медленно опускалась ночь.

(*) Ракуго — букв, "оброненные слова", популярный в Японии жанр устного рассказа.

(с) Каори Экуни